Размер шрифта:
Тип шрифта:
Цвета сайта:
Изображения:
Интервал между буквами (Кернинг):
Межстрочный интервал:
Выберите шрифт:
Выбор цветовой схемы:
03.12.2019

Череповецкая межрайонная природоохранная прокуратура разъясняет.

 

Об основных рекомендациях в области криминализации, вынесенных по результатам обзоров хода выполнения

Конвенции ООН против коррупции

 

Аннотация: в работе проведен системный анализ антикоррупционных стандартов ООН и оценены перспективы их внедрения в российское законодательство. Основное внимание уделено рассмотрению рекомендаций, вынесенных по результатам обзора хода выполнения Конвенции ООН против коррупции.

Ключевые слова: коррупция, Конвенция ООН против коррупции, Механизм обзора хода выполнения Конвенции ООН против коррупции, антикоррупционные стандарты, криминализация деяний.

 

         Механизм обзора хода выполнения Конвенции ООН против коррупции (далее – Конвенция либо КПК) – уникальный инструмент международного взаимодействия для эффективного выполнения положений данного универсального антикоррупционного международного договора. Он позволил наиболее точно выявить пробелы при выполнении государствами своих обязательств по Конвенции, равно как и оптимальные виды практики, которые имеет смысл брать на вооружение для оптимизации усилий по борьбе с коррупцией. В большинстве прошедших обзор стран Механизм генерировал процесс внесения изменений в национальное законодательство для приведения его в точное соответствие с требованиями Конвенции, в том числе, с целью ужесточения наказаний за коррупционные правонарушения. По его результатам было вынесено солидное количество рекомендаций.

         К общей рекомендации относится целесообразность самостоятельной оценки соответствующим государством достаточности его внутренних мер и предписаний для осуществления Конвенции. Необходимо добиваться целостности, последовательности и комплементарного характера внутригосударственных нормативных актов в сфере противодействия коррупции. Поспешные нововведения в национальное законодательство с целью скорейшего выполнения обязательств по Конвенции могут привести к обратному эффекту, породив правовые несоответствия и неточности.   

         В отношении определения понятия «публичное должностное лицо» (статья 2 Конвенции) государствам-участникам Конвенции имеет смысл изучить возможность определения данного термина путем упоминания, по крайней мере, некоторых общих признаков, свойственных для данной категории лиц, таких как, к примеру, особенности их должностных обязанностей, процедуры трудоустройства. Не рассматривается в качестве оптимальной практики простое перечисление публичных должностных лиц, т.к. некоторые лица, выполняющие государственные функции и предоставляющие государственные услуги, могут быть забыты и, соответственно, не включены в данное определение.

         Учитывая, что законодательство государств разнится в плане установления и описания преступного поведения, составляющего правонарушение в форме подкупа, проводившими обзоры экспертами было признано оптимальным привести внутригосударственные установления в точное соответствие с положениями статьи 15 Конвенции (Подкуп национальных публичных должностных лиц). Было рекомендовано унифицировать национальные правовые акты о правонарушениях в форме подкупа во избежание правовых расхождений касательно их состава, проведения параллельных расследований. Необходимо принимать во внимание содержащийся в пункте 9 статьи 30 Конвенции «принцип о том, что определение преступлений, признанных таковыми согласно данному международному договору, и применимых юридических возражений или других правовых принципов, определяющих правомерность деяний, входит в сферу внутреннего законодательства каждого государства-участника, а уголовное преследование и наказание за такие преступления осуществляется в соответствии с этим законодательством»[1]. В этом свете эксперты заключили, что связанные с подкупом деяния (например, такие как подготовка к совершению преступления или попытка его совершения) могут быть освещены в общей части уголовного кодекса. Однако, насколько это заменяет полную криминализацию деяний, описанных в Конвенции, требует дальнейшего анализа. Следует, однако, принимать во внимание, что ссылки на такие общие постановления могут приводить к присуждению более низких наказаний, не соотносящихся с соответствующими деяниями. Указывалось, что используемый в статье 15 Конвенции термин «преимущество» должен включать как материальные, так и не материальные выгоды.

         В ходе обзоров в отношении многих государств отмечалось, что описание правонарушений в форме активного и пассивного подкупа не проводит разграничение, дается ли взятка для самого лица или иного физического или юридического лица. Соответственно, были вынесены рекомендации исключить любые положения, дающие основания для неоднозначного толкования определенных положений.  

         Конвенция не проводит разграничений между взяткой, что влечет нарушения должностным лицом своих обязанностей и, соответственно, строгие санкции и так называемым вознаграждением для упрощения процедуры (формальностей), благодарность за ускорение (гарантированное выполнение) легитимных действий. Следовательно, для государств, где проводится такая разница, было рекомендовано устранить ее и гармонизировать законодательство, т.к. такие вознаграждения могут рассматриваться как получение неправомерного преимущества.

         Были внесены рекомендации в соответствии с имевшимися во многих государствах проблемами в реализации КПК о необходимости предусмотреть в законодательства «обещание» неправомерного преимущества в дополнение к его «предложению» и «предоставлению».

         В том, что касается ст.16 Конвенции (подкуп иностранных публичных должностных лиц и должностных публичных международных организаций) сложности заключались в том, что в законодательстве некоторых государств при описании преступных деяний используются более общие термины, такие как «агент», «любое лицо», которые в принципе разработаны для борьбы с подавлением экономической конкуренции. Тем не менее эксперты из государств, проходящих соответствующие обзоры, отметили, что такие положения также применимы к случаям подкупа иностранных должностных лиц. С одной стороны, было признано отсутствие правовой определенности в отношении четких указаний на функции иностранных должностных лиц и были вынесены рекомендации о принятии более специальных норм.

         Приравнивание иностранных должностных лиц в некоторых государствах к национальным должностных лицам в принципе рассматривается как соответствующее Конвенции, однако не поощряется, поскольку порождает те же проблемы, что и подкуп национальных должностных лиц (третьи стороны как выгодоприобретатели, иммунитет, взятки за действие (бездействие), не связанные с нарушением служебных обязанностей, смягчающие наказание факторы для лиц, сообщающих о совершении преступления в форме подкупа).

         Значительное количество государств не криминализировали пассивный подкуп, объясняя это наличием в их законодательстве норм об обычном подкупе в сочетании с внутренними правилами стран, с которыми должностное лицо имеет связь. Было указано, что отсутствие соответствующих правовых норм в одном государстве не может быть компенсировано внутренними предписаниями других юрисдикций о наказании за подкуп иностранных должностных лиц. В этой связи следовало бы расширить национальное законодательство путем криминализации пассивного подкупа иностранных должностных лиц и должностных лиц публичных международных организаций. С учетом неимперативного характера п.2 ст.16 КПК рядом стран было отмечено, что данные положения лишь частично имеют отношение к их территории, и что страна, с которой определенное должностное лицо имеет тесную связь, более эффективно сможет произвести в отношении него расследование и преследование на основании подкупа национальных должностных лиц. При этом необходимо исходить из того, что определение понятия «иностранное должностное лицо» соотносится с понятием «национальное должностное лицо», если последнее включает категории лиц, указанных в п.(b) и п.(с) ст.2 Конвенции.

         Основные проблемы в отношении ст.16 КПК связаны, как отметили некоторые государства, связаны с привилегиями и иммунитетами должностных лиц публичных международных организаций. В Руководстве для законодательных органов по осуществлению КПК предусматривается, что «положения ст.16 не затрагивают никакие иммунитеты, которыми должностные лица публичной международной организации могут пользоваться в соответствии с международным правом. Государства-участники отметили важное значение иммунитетов в этом контексте и призывают публичные международные организации отказываться от таких иммунитетов в надлежащих случаях»[2].

         Был сделан вывод о том, что для достижения успеха в борьбе с коррупцией среди иностранных должностных лиц и должностных лиц публичных международных организаций необходима активизация международного сотрудничества, рекомендуется создание совместных следственных групп для проведения расследований по чувствительным вопросам.

         По ст.17 Конвенции (хищение, неправомерное присвоение или нецелевое использование имущества публичным должностным лицом) было рекомендовано, в соответствующих случаях, предусмотреть в законодательстве положения о том, чтобы «имущество» (объект преступления по ст.17 КПК) включало как движимое, так и недвижимое имущество.

         Было признано, что подкуп иностранных должностных лиц не всегда легко установить, поскольку используются изощренные методы подкупа (например, через посредников). Соответственно, для привлечения к уголовной ответственности в этом случае важно использовать нормы о злоупотреблении влияние в корыстных целях. При этом, в достижении результата (т.е. фактическом оказании влияния) не требуется, равно как и не требуется наличие взаимосвязи между продвижением, исполнением или получением контракта, решением юридического или административного дела с злоупотреблением влияния для получения (прямой или косвенной) экономической выгоды.

         При проведении обзоров по ст.19 КПК (злоупотребление служебным положением), не имеющей императивного характера, многие национальные эксперты отмечали, что деяния, подпадающие под ст. 19 КПК, большей частью покрыты различными видами подкупа, наказуемые согласно ст.15 Конвенции, т.к., по мнению этих экспертов, злоупотребление служебным положением – это незавершенная форма подкупа – попытка пассивного подкупа и подстрекательство к активному подкупу. Указывалось на то, что соответствующее поведение может рассматриваться как преступление против собственности (растрата имущества и кража). Хотя в определенных ситуациях данные преступление в действительности могут охватывать поведение, описываемое в ст.19 КПК, вместе с тем они связаны со значительными ограничениями и не могут удовлетворять целям КПК, которая дает более широкое описание деяния, направленного против целостности государственной службы.

         В некоторых государствах только деяния, наносящие крупный либо значительный ущерб правам и легитимным интересам физического либо юридического лица, государства, общества могут быть квалифицированы в качестве уголовного преступления злоупотребления служебным положением. Это не соотносится с положениями КПК, т.к. любой произвольный акт государственного должностного лица считается наносящим ущерб правам другого лица.

         Большинство государств не ввело уголовной ответственности за незаконное обогащение согласно положениям ст.20 КПК (незаконное обогащение), сославшись на основополагающие принципы его правовой системы. Во многих странах «криминализация незаконного обогащения, когда обвиняемое в этом деянии лицо должно представить разумное объяснение резкого увеличения своих активов, в некоторых странах может расцениваться как исключающее право считаться невиновным до тех пор, пока его вина не будет доказана в соответствии с законом»[3]. Общепризнанно, что бремя доказывания преступности поведения лежит на стороне обвинения. Именно она должна доказать, что активы публичного должностного лица превышают его законные доходы. Опровержимая презумпция не согласуется с основными принципами многих национальных правовых систем и может привести к обвинению значительного количества невиновных лиц, если их объяснения не заслужат доверия.

         Проводящими обзоры экспертами отмечалось, что в некоторых юрисдикциях, которые не криминализировали незаконное обогащение, но вместе с тем достигли цели ст.20 КПК другим способом, в частности путем введения строгой системы контроля над доходами и расходами публичных должностных лиц (например, введение официальной документации и предоставления доступа общественности к данным о зарплате и налогообложении публичных должностных лиц). Еще более эффективным является юридическое обязательство публичных должностных лиц подавать декларации об активах и доходах в отношении себя, своих супругов и несовершеннолетних детей (как перед вступлением в должность, так и в последующем на ежегодной основе). Лица, подающие декларации, обязаны обосновывать любые увеличения активов согласно данным декларациям. Непредставление декларации либо декларирование неправдоподобных сведений влечет за собой, в зависимости от юрисдикции, дисциплинарную, административную либо уголовную ответственность. Такие меры государств согласуются с п.1 ст.5 КПК, согласно которому государства-участники Конвенции разрабатывают, осуществляют или проводят «эффективную и скоординированную политику противодействия коррупции, способствующую участию общества и отражающую принципы правопорядка, надлежащего управления публичными делами и публичным имуществом, честности и неподкупности, прозрачности и ответственности»[4]. При этом очень важно проверять поданные и заполненные публичными должностными лицами декларации, что является проблемой в некоторых государствах ввиду отсутствия подобной процедуры проверки и квалификации для этой цели персонала. В этой связи было рекомендовано проходящим обзор странам рассмотреть возможность рационализации процедуры деклараций о доходах и активах с тем, чтобы одно специально назначенное ведомство отвечало бы за проверку сведений деклараций.

         В некоторых государствах используется новаторский подход решения проблемы незаконного обогащения (необоснованных доходов) за пределами системы уголовного правосудия, в рамках гражданского судопроизводства, т.к. оно предполагает более низкий критерий доказанности (чем за пределами разумного сомнения). Если до начала уголовного судопроизводства компетентные органы установят на основе принципа большей вероятности или перевеса доказательств, что активы приобретены за счет уголовных деяний, и лицо не может доказать их законного происхождения, гражданский суд может распорядиться об их конфискации либо уплате суммы пропорциональной их стоимости. Эта процедура характерна для государств с системой общего права.

         К основным трудностям в реализации подкупа в частном секторе (ст.21 КПК) как и в отношении предыдущих статей Конвенции относится отсутствие четкого охвата всех способов совершения преступления (обещание, предложение, предоставление, вымогательство, принятие), выгоды для третьих сторон.

         По способу криминализации некоторые государства полностью повторяли положения о подкупе в государственном секторе. Такой подход был расценен проводящими обзор экспертами в качестве оптимального вила практики в противодействии коррупции, т.к. не оставляет возможностей для пробелов (лазеек) при установлении применяемых положений, например, когда субъекты частного сектора оказывают услугу государственного характера, либо при государственно-частных партнерствах.

         К успешным видам практики были отнесены также положения законодательства некоторых юрисдикций, согласно которым преступление в форме подкупа распространяется на всех лиц, руководящих либо работающих в любом качестве в структуре частного сектора, даже если функции соответствующего лица либо его деятельность не связаны со страной, либо осуществляется из-за рубежа. Таким образом, покрываются все работники частного сектора вне зависимости от государства их трудоустройства, национальной принадлежности работодателя. Широкое толкование «предпринимательской деятельности», включающее также и работу на общественных началах (благотворительную деятельность) рассматривается как оптимальный вид практики.

         Рекомендации экспертов по ст.22 КПК (хищение имущества в частном секторе) сводились в основном к рассмотрению возможности (учитывая неимперативный характер статьи) введения положений национального законодательства, которые бы более точно воспроизводили бы характер правонарушения, описанный в ст.22 Конвенции, а также объединения релевантных положений разных правовых актов в единый документ для удобства его применения.

         Практически все государства признали ст.23 КПК (отмывание доходов от преступлений) уголовным преступлением. Национальные нормы по данной тематике сформулированы на основе положений других международных актов, периодического мониторинга, проводившегося другими механизмами, например, в рамках ФАТФ. Основные рекомендации по данной статье сводились к обеспечению охвата национальным законодательством всех видов совершения данного преступления, описанного в п.1 ст.23 Конвенции. Помимо этого рекомендовано включить в качестве основных правонарушений все преступления, установленные в соответствии с КПК вне зависимости от их совершения в пределах либо за пределами соответствующей юрисдикции. Всеохватывающий подход в отношении всех преступлений не должен сводиться к применению отмывания денежных средств только к определенным правонарушениям либо категориям правонарушений, а напротив, когда правонарушения в форме отмывания денежных средств применяются ко всем преступлениям, криминализованным согласно национальному законодательству, в результате которых появляются доходы (включая от актов коррупции).

         В некоторых юрисдикциях основные правонарушения определяются в зависимости от серьезности совершения деяния, т.е. правонарушения ниже определенного «порогового уровня» не охвачены данной статьей КПК. В этой связи было рекомендовано расширить сферу охвата основного правонарушения, снизив соответствующий пороговый уровень.

         К оптимальным видам практики была отнесена практика, когда устанавливается уголовный характер доходов вне зависимости от определения основного правонарушения. Эксперты посчитали важным включить уголовную наказуемость деяния (в отношении субъективной стороны правонарушений) как в случае его совершения с преступным умыслом, связанным с отмыванием денежных средств, так и в результате халатности и грубой небрежности.

         Проводившие обзоры эксперты отмечали необходимость обеспечения реального осуществления данных положений КПК, повышения практического потенциала и компетенции соответствующих органов, предоставления больше дискреционных полномочий (в частности, по сбору информации).

         Необходимо вносить больше ясности в отношении сферы применения различных положений об отмывании денежных средств, в т. ч. касательно критерий различных видов санкций.

         При обзоре государств в отношении введения ими уголовной ответственности за воспрепятствование осуществлению правосудия (ст.25 КПК) обозревающими экспертами отмечалось, что не все государства криминализировали использование таких коррупционных методов как обещание, предложение и предоставление неправомерного преимущества для целей вмешательства в процесс дачи показаний либо представления доказательств. При этом не имеет значения, достиг ли нарушитель своей цели (например, вмешался в процесс дачи показаний либо представления доказательств). В целом трудности в выполнении положений ст.25 КПК сводились к отсутствию консолидированного правонарушения воспрепятствования осуществлению правосудия, которое включало бы все элементы рассматриваемого поведения.

         Ст.26 КПК об ответственности юридических лиц преследует, в т.ч. цель побудить юридическое лицо ввести механизмы предупреждения коррупции (например, назначить специального сотрудника, который занимался бы вопросами предупреждения коррупции), внутренней системой контроля. При наличии этих факторов суд может смягчить ответственность юридического лица, если будет доказано, что оно приняло все меры должной осмотрительности по профилактике уголовного поведения.

         Некоторые государства предпочли ввести административную ответственность, иногда в сочетании с гражданской ответственностью со ссылкой при этом на основополагающие принципы их правовой системы.

         Государства исходят из посылки о том, что «корпорации не совершают преступлений (societas delinquere non potest)»[5]. В некоторых юрисдикциях «концепция, предусматривающая возможность наличия у той или иной корпорации злого умысла, считается искусственным построением»[6].

         Основные проблемы с применением ст.26 КПК зачастую связаны с бытующим мнением о неэффективности мер о наказании юридических лиц, отсутствием мер о наказании юридических лиц, нехваткой специальной подготовки и знаний у работников правоохранительных органов (следователей, прокуроров и т.д.) по преследованию и расследованию таких преступлений. Было рекомендовано устранить в законодательстве максимальный размер штрафов для юридических лиц, расширить спектр мер пресечений для юридических лиц.

         Ст.27 КПК (участие и покушение) в принципе не представила трудностей при проведении обзоров, т.к. подавляющее большинство государств ввело уголовную ответственность за участие (в качестве сообщника, пособника или подстрекателя) в совершении преступления. В том, что касается подготовительной деятельности к совершению преступлений ее криминализация зачастую зависит от степени тяжести преступного деяния. Если оно менее тяжкое, то введение уголовной ответственности за него считается несоразмерным. Некоторые страны рассматривают обещание и предложение неправомерного преимущества в качестве попытки совершить подкуп, а другие – как полноценное преступление в форме подкупа. Проблемы по применению данной статьи связаны с неопределенностью, создавшейся в некоторых странах в свете введения ими уголовной ответственности только за особо тяжкие преступления, не охватив, таким образом, другие преступления. Уголовная ответственность за приготовление к совершению преступления (в отличие от покушения) предусмотрена в ряде государств лишь в отношении особо тяжких уголовных преступлений, поскольку соответствующее положение ст.27 КПК не носит императивный характер, а также связано с тем, что в отношении приготовления к совершению преступлений сложно точно определить заслуживающее порицание (осуждение) поведение, которое являлось бы элементом состава преступления.

         По вопросу об установлении осознания намерения и умысла как элементов преступления (ст.28 КПК) из объективных фактических обстоятельств дела, суть этого постановления сводится к тому, чтобы национальные законодатели обеспечили, чтобы «вводимые ими нормативные положения о доказывании позволяли делать такие выводы о психологическом состоянии правонарушителя и не требовали таких прямых доказательств, как признание, для того, чтобы наличие состояния считалось психологически доказанным»[7].

         Для обеспечения выполнения ст.29 КПК (срок давности) установлены «более длительные сроки давности или возможность приостановления течения срока давности в тех случаях, когда лицо, подозреваемое в совершении преступления, уклоняется от правосудия». Правительственными экспертами было рекомендовано отсчитывать начало течения срока давности после того, как компетентным органам станет известно о совершенном преступлении. Считается передовой практика государств, установивших механизм прерывания (приостановления) срока давности, начало его течения с момента обнаружения преступления, либо его отсутствие. В делах, «имеющих международный характер, возникает также потребность во взаимной правовой помощи, которая может вызвать дополнительные задержки. Так или иначе серьезные преступления не должны оставаться безнаказанными».

Библиографический список

1.                 Конвенция Организации Объединенных Наций против коррупции, ООН, Нью-Йорк, 2004 г.

2.                 Механизм обзора хода осуществления Конвенции Организации Объединенных Наций против коррупции – Базовые документы, ООН, Нью-Йорк, 2011 г.

3.                 Руководство для законодательных органов по осуществлению Конвенции Организации Объединенных Наций против коррупции, ООН, Нью-Йорк, 2012 г.

4.                 Technical guide to the United Nations Convention against corruption, UN, New York, 2009.

5.                 Ход осуществления Конвенции Организации Объединенных Наций против коррупции, ООН, Нью-Йорк, 2015 г.

6.                 Организация Объединенных Наций. Осуществление глав III (криминализация и правоохранительная деятельность) и IV (международное сотрудничество) Конвенции Организации Объединенных Наций против коррупции: тематический обзор рекомендаций. 27 марта 2014 года. CAC/COSP/IRG/2014/10.

7.                 Организация Объединенных Наций. Подготовительные материалы: переговоры о разработке Конвенции Организации Объединенных Наций против коррупции, ООН, Нью-Йорк, 2010 г.

8.                 Организация Объединенных Наций. Оценка функционирования Механизма обзора хода осуществления Конвенции Организации Объединенных Наций против коррупции. 31 марта 2015 года. CAC/COSP/IRG/2015/3.

9.                 Организация Объединенных Наций. Оценка функционирования Механизма обзора хода осуществления Конвенции Организации Объединенных Наций против коррупции. 12 сентября 2014 года. CAC/COSP/IRG/2014/12.

10.            Организация Объединенных Наций. Доклад третьего межправительственного совещания экспертов открытого состава по развитию международного сотрудничества по лании Конвенции Организации Объединенных Наций против коррупции, проведенного в Вене 9-10 октября 2014 года. 13 октября 2014 года. CAC/COSP/EG.1/2014/3.

11.            Резолюция Генеральной Ассамблеи Организации Объединенных Наций 45/118. Типовой договор о передаче уголовного судопроизводства.


Поделиться:
Дата создания: 03.12.2019 10:42
Дата последнего изменения: 03.12.2019 10:42